Воспоминания Руслана Проходовского  

Когда он был директором, его знали все. Впрочем, многие знают и сейчас — как часть спортивной истории Иркутска. Руслан Ярославович Проходовский — директор центральной спортивной арены «Труд» на протяжении более двадцати лет. В прежние годы в друзьях у него ходила вся спортивная общественность Иркутска. Сейчас друзей, конечно, поубавилось. И мало кто вообще знает, чем он живет, чем занимается.

Руслан Ярославович сейчас живет под Иркутском, в деревне Бурдаковка. У него хозяйство — куры, индюшки, цесарки. Он давно на пенсии. Из общественных нагрузок — только должность президента Федерации тхэквондо Иркутской области. Но бывший директор часто приезжает на стадион. Поговорит с рабочими, подметит хозяйским оком, где что не так. Идем мимо теннисных кортов:

— Видишь, как смотрится запущенно. Поотрывались кое-где куски покрытия. Я сам играл в теннис, ходил в тренажерку,  в легкоатлетическом манеже бегал. И поэтому в курсе всего был. Контактировал со спортсменами, тренерами. И все проблемы знал. Но самое главное — я с первого дня работы уяснил свое тут предназначение. Что я работаю на них! Я должен обеспечить более-менее сносные условия — насколько это можно, конечно.

Спорткомбинат «Труд», центральная спортивная арена Иркутской области — объект с уникальной историей. Мало кто знает, что он долгие годы жил на самоокупаемости. Ни власти, ни владельцы — профсоюзы — не вкладывали в него ни копейки. А жили так: сдавали в аренду помещения, на эти деньги ремонтировали залы, раздевалки, подвалы, появившиеся помещения тоже сдавали. При этом очень многие на стадионе «Труд» занимались, а также проводили свои соревнования бесплатно: директор понимал, что нищим организациям не под силу аренда. Открывались новые спортивные площадки — роликодром, мини-футбольное поле, теннисные корты. Ручеек денег тек, стадион не только жил без вложений со стороны, но и еще давал прибыль владельцам — профсоюзам. Но мало, считали они. И все пытались начать «распродажу». Директор проявлял чудеса изобретательности, чтобы не допустить этого. А ведь он — лицо наемное, реальной власти не имел. Что он мог запретить? Но при желании…

Сейчас нам кажется, что иначе и быть не могло: есть центральный стадион Иркутска и области, тренируются дети и взрослые, проходят  игры… Но ведь всего этого могло не быть! Вспомним освещенный корт у ангарского моста, принадлежащий городу, очень популярный зимой и летом, — снесли, обещали построить спортсооружение, а построили офисное здание. И никто за это не ответил. Стадион «Автомобилист» продали — неизвестно кто и неизвестно кому, но там будет торговый центр. Был Дворец культуры профсоюзов, там тренировались детишки, – переделали в ночной клуб. На месте стадиона «Пионер» — пустырь, который постепенно застраивают. Много лет спорткомплекс аэропорта стоит заброшенный. А ведь лакомее кусочка, чем стадион «Труд», и придумать нельзя — восемь гектаров земли в самом центре города, на набережной.

— Я все эти годы как в окопе просидел, — вспоминает бывший директор. И рассказал историю, каким чудом ему удалось сохранить стадион. И подумалось: а ведь история стадиона «Труд» — это история всего нашего российского спорта! Нищего и великого, притесняемого и угнетаемого, который то и дело оказывался на грани выживания, но все равно пробивался, как трава на асфальтовых дорожках.

Авария

— Ты помнишь, как на «Труде» установили рекорд посещаемости в российском хоккее с мячом? Финал «Сибскана» — «Водник» в 1998 году? Более тридцати тысяч человек ходило на игры «Сибсканы» в то время. И ведь ни одного ЧП за всю историю стадиона у нас не было! А просто работать надо с болельщиками. Знаешь, как мы решили проблему снятия напряжения? С Александром Русаковым я учился в пединституте вместе, за одну команду в гандбол играли. И я его знал как «отвязанного» парня, который мог часами говорить! Он дискотеки, свадьбы проводил. Помнишь, как во время матча «Сибсканы» с хабаровчанами во всем центре города свет выключили, авария произошла? Боялись — ну сейчас начнется ночь длинных ножей в центре города! На стадион милиции набежало, все нервничают, а я говорю: «Мужики, не переживайте, сейчас Русакова выпустим!» — «А кто это?» — «Сейчас узнаете!» И Саша Русаков вышел с микрофоном, который у нас от «движка» работал. И как начал нести: «Да вы самые лучшие болельщики в мире, а давайте поздравим Ивана Ивановича, ему сегодня шестьдесят лет!» Он сочинитель еще тот. Толпа давай хлопать. «Да бригада уже выехала, да сейчас свет починят! Мы всегда верили в вас, в наших болельщиков!» И народ сидит, никто не уходит – на морозе! А ведь что угодно могло быть. Полный стадион, да разгоряченные все… Через сорок минут дали свет, и игру доиграли. Никто не ушел, зрители досидели! Но Русаков-то тогда здорово выручил…

Регупол

— Когда я только пришел на стадион, то решили там уложить покрытие для легкой атлетики. Раньше там знаешь, как было? Внешний круг — метров шестьсот, из досок сколочен желоб и опилкам засыпан. Там легкоатлеты бегали разминку, чтобы не травмировать на твердой земле ноги. И я, помню, круги наворачивал по этим опилкам. Так что, можно сказать, созрел для покрытия.

А начал эту тему начал мой предшественник, прежний директор стадиона Анатолий Курьян, сам легкоатлет-международник, серебряный призер Кубка Европы. Курьян опережал свое время. Я так и не знаю, почему его уволили тогда. Головастый был, толковый. И он не рассказывал, за что его убрали, это больная тема была для него. Знаю, что однажды собрали спортивную общественность в горкоме и велели ему партбилет положить. Курьян и начал эту тему с покрытием. Тогда это была революция! В других городах был тартан. И когда регупол уже при мне привезли на «Труд», это было первое такое покрытие в Восточной Сибири.

Однажды вызывают меня в облисполком. А регупол в рулонах еще хранился. Оказалось, чиновники прознали, что есть искусственное покрытие, и решили на госдачу забрать его — корты сделать себе теннисные. Меня вызывают к одному начальнику, и он давать меня пугать. А я тоже, знаешь… Уличный пацан, меня сильно-то не напугаешь. Тем более кто они для меня такие? Я категорически отказался. А пока я шел до стадиона, чиновники уже позвонили председателю облсовпрофа областного, а тот был человек такой… как пластилин. Очень боялся партии. И тут же меня вызывает: «Что же ты, не успел начать работать, а уже с властью ссоришься?» Я говорю — не отдам, вы что! Как это — оставить стадион без покрытия! И после этого разговора я срочно мобилизовался и уложил весь регупол, сколько было. Так разозлился, что весь стадион застелил — и края, и сектора заклеил, до самых бордюров. Как раз хватило, осталось только на заплатки. И когда мы регупол положили, то сразу пошло-поехало: стали проводить соревнования, и областные, и зональные. Двадцать лет на него лед заливали. Сколько праздников на нем провели, на юбилей Иркутска чуть ли не на танках на него заезжали!   И вот двадцать пять лет стоит уже, представляешь! Ничего ему не делается.

Хозяйство  

— Я всегда говорю: «Хозяйство вести — не штанами трясти!». Я вырос в глухой деревне Тулунского района, мама была учительница иностранных языков, все время в школе, отец был занят на производстве целыми сутками. Детей было двое — я и младшая сестра. Так что вели мы хозяйство вдвоем с дедом. В четвертом классе я уже здоровый пацан был: воду с озера носил, ведра да на коромысле еще, с полкилометра до него было. Иногда казалось, что у меня руки скоро уже до земли будут. Огород огромный, поливать надо было. Да скотину держали: корова, бычок, утки, куры,  гуси. Вот и на стадионе я был в первую очередь хозяйственником. Мне предлагали спорткомитет возглавить — я отказался. С хозяйством мне ближе. Не знаю. Мне иногда кажется, что я какие-то мелочи замечаю, которые другие не видят. Еду мимо стадиона и уже вижу непорядок. Например, сделали роликовую дорожку? Много ли их в Иркутске? Для конькобежцев, хоккеистов, даже горнолыжники там тренировались. Асфальт высочайшего качества — верхний слой.  А потом смотрю — машин нагнали, тяжелой техники. А ведь раньше там были старые дома, с подвалами. И я смотрю — трещины кое-где появились. Потом, из машин, бывает, масло подтекает, а это сразу разъедает верхний слой. Автостоянку там делают, а я-то категорически запрещал это. Роликодром — асфальт должен быть исключительно высокого качества!

Роликодром  

— Как он вообще появился? На стадионе раньше массовое катание проводилось, до моего прихода. Но потом настолько плотно стал занят лед — тренировки своих хоккеистов, гостей, соревнования по конькобежному спорту каждые выходные. Иркутск же был конькобежной меккой! Наши иркутяне были ведущими тренерами в стране, а лед был самый быстрый из-за чистой байкальской воды. Помню, приехали в Киров на соревнования, а лед желтый, и скользишь, а он как наждак, бежать невозможно. Потому что там вода такая. А с нашей чистой водой лед был такой, что со всей России приезжали рекорды ставить.

Так что массовое катание унесли на малое поле. А потом я решил там сделать роликовую дорожку: чтобы кататься не только зимой, но и летом. Спортсмены меня сразу поддержали. Тренер Серега Слоев привез проект берлинского роликодрома. И вот сели мы и стали думать: денег-то нет! А как раз предстояли выборы мэра. И я предложил: схожу к мэру и попрошу через него, чтобы нам сделали дорожку в долг, постепенно рассчитаемся. Мэру говорю: «Сделаем торжественное открытие, вы к нам придете, в открытии поучаствуете!» Он помог, переговорил, и все у нас получилось. Закупили ролики, сделали прокат, теплый павильон с буфетом, инструктором взяли чемпионку мира по конькобежному спорту Оксану Равилову. Прибыли великой не было, но и не в убытке. За дорожку постепенно рассчитались. А сейчас там прокат больше не работает, не знаю, почему. Наверное, деньги не нужны. Нам-то приходилось самим зарабатывать.

Коллектив  

— Вот в столярке у меня работал Миша Залуцкий, мастер спорта международного класса, до сих пор его рекорды области в спринте стоят! Представляешь? А раньше в столярке была «малина» Кировского района. Бутылочка есть, а выпить негде — вот все туда и шли. Мне это все надоело. И встретился Миша Залуцкий, он в то время работал тренером, но душа не лежала. «Мне бы, — говорит, — руками что-нибудь делать!» Я и говорю: мол, выгоняй всех из столярки, набирай коллектив! И начали ребята учиться, потом стали сами делать окна, двери, полы. И огромная экономия вышла для стадиона. Денежки-то приходилось считать.  Стадион-то старый был, окна гнилые, уже не закрывались много где. А люди творчески подходили. И работали-то как! Я вот сейчас думаю: как я перед ними виноват. Я же не мог платить им столько, сколько они заслуживали! Но все были такие же сумасшедшие, как и я.

Вот Владимир Климанов — преподавал в Иркутском техникуме физической культуры, волейболом своим так болел! А мне не везло в гараже с заведующими. Я пришел, а там была такая же петрушка, как в столярке: все друг у друга скручивали запчасти, бензин сливали. И что ни день, то авария: как выезжает машина из гаража, так ворота снесет. А Климанова я знал — настолько он педантичный, обязательный человек. Я год за ним ходил, а он все в ТФК преподавал и отказывался. Потом стало ему денег не хватать, семья же. Приезжаю как-то в автосервис на своей «шестерке», смотрю — знакомый! Вовка! Ну как ты тут?

— Да вот хотел денег заработать, да не получается. Тут, чтобы план сделать, приходится свои доплачивать! Так как чтобы заработать, надо приписывать, мухлевать, а я не умею...

А мне как раз такой человек, надежный и порядочный, и нужен был. Приходи, говорю, на стадион! Уговорил. А как раз зима начиналась, и в гараже остался один водитель, «последний из могикан», все время ходил пьяный. И вот идет первый хоккей, лед надо заливать. Климанов бежит ко мне, весь взволнованный: «Беда!» Оказалось, к водителю какой-то болела с бутылкой подошел, тот выпил, его разморило. Он вышел на лед, шапку себе под голову и уснул прямо на льду. А хоккей вот-вот начнется. Говорю Климанову: ты завгар, ты и решай! Он и выгнал этого «последнего из могикан» и набрал себе команду. И с того времени я забыл слова «машина в ремонте». До того постоянно слышал. А как только Климанов пришел, так все: летом профилактику, двигатели переберут… Раньше без моего ведома ни одна машина из гаража выйти не могла, а тут я про него как-то и забыл: настолько на Климанова можно было положиться. И вот он уже лет двадцать там работает. Людей я набирал, не чуждых спорту. Люди-то не за деньги работали. Деньги-то всегда были маленькие. За идею!

Стадион

— На стадион меня позвали, когда Иркутск жил в преддверии Международного турнира по хоккею с мячом 1986 года. Участники — сильнейшие сборные мира. На стадионе реконструкция идет. А первый секретарь обкома партии Ситников — из Кемерово, где хоккей с мячом был развит лучше, чем в Иркутске. И вот он сильно болел за наш «Локомотив», хотел, чтобы у нас все тоже развивалось. С ним «свита» приходила – человек тридцать, подойдут ко мне и шепчут: а наши в какой форме? А кто этот нападающий? Узнают, что к чему, а потом ему бегут пересказывать. В перерыве вся эта «свита» ко мне в комнату ломится — греться. А  Ситников — ничего, только шапку-ушанку посильнее натянет и стоит.  Однажды случай смешной был: прихожу на работу, и срочно вызывают в обком партии! Я только на порог, а мне: «Так-растак, почему твоего домашнего телефона никто не знает?!» Потому что нет у меня его, говорю. Так поставь! Не могу, отвечаю, я на пристани «Ракета» живу, там новые дома вообще не кабелированы. А дело оказалось вот в чем: Ситников звонил из Москвы — узнать, как наши в Кемерово сыграли, это для него принципиальный матч, а никто не знал! И позвонить мне не могли! Вечером подхожу к дому, а там уже роют, кабель кладут. А старики, ветераны войны, все писали письма, чтобы им телефоны провели. Я иду, а они сидят на скамеечке: вот, говорят, не зря мы писали, просили! Послушали нас!

— Как Курьяна уволили, стадион без директора стоял. А до турнира уже всего ничего. Партийные начальники это как-то из виду упустили. Когда увольняли прежнего, наверное, думали, что там, «наверху», свои кандидаты есть. А там никого не оказалось. И поручили срочно найти кандидата. Предлагают мне. А я говорю — нет. Я был завкафедрой физвоспитания в пединституте, уже в аспирантуру поступил, решил вплотную наукой заниматься, психологией — применительно к спорту. Тем более что я за собой в пединститут привел из ТФК целую команду мастеров-спортсменов, и ректор во всем мне навстречу шел. Он увидел, что мои ребята-мастера учились на пятерочки! Словом, только жить и радоваться! А еще стадион на реконструкции стоял, в числе рабочих там были такие «бухарики», что уже и лед разучились заливать. Думаю: я приду, и меня там сплавят в тридцать секунд. Я камикадзе, что ли?

Но с партией шутки плохи были. И давай они давить на ректора пединститута: «Ты почему его держишь?» — «Сам не хочет уходить!» — «А ты сделай так, чтобы он захотел!» Вот и вынужден я был добровольно-принудительно перейти на стадион. Но уже на месте почувствовал, что могу кое-что сделать. Я-то на этом стадионе, можно сказать, жил: на первые тренировки туда сам ходил, потом там занятия вел по конькобежному спорту. То есть я же не на новое место пришел! Знал, что к чему.

И вот я пришел в январе 1986 года, а в феврале турнир. Я давай работать — насколько это было возможно. Но разве можно с биндюжниками что-то наработать? Рассказываю один эпизод. Идет турнир, надо лед чистить. А машины не выезжают на лед. Спрашиваю: что такое? А мне говорят: да там водители все «кривые»! Я бегу в гараж: вы что, мужики?! В общем, «полкана» на них спустил. А они мне: да пошел ты, щенок! Я еще молодой был. И меня как «рвануло»: не сдержался — одному двинул, тот упал на четвереньки и от меня с разбитым носом пополз на снег. А в этот момент идут мимо один чиновник и с ним — председатель спорткомитета. Что такое? Мужик на меня показывает: «Да вот, дерется!»  А председатель спорткомитета был мудрый человек, говорит: пошли, разберется сам. После этого рабочие уже поняли, что со мной опасно шутить так.

Велосипед  

— Сам я занимался конькобежным спортом. А в коньках очень разная физическая подготовка, в том числе и велосипед. И я однажды летом пришел на трек. И у меня «пошло»: стал попадать в призеры на соревнованиях. И однажды идет спартакиада профсоюзов в Ангарске, я в команде «Спартака». Первый день — гонка с раздельного старта. Ну и финишировал я нормально. И вот в гостиницу пришел и свысока так поглядываю на наших мастеров — Жора Губин, Леня Яковенко, Вовка Журавлев… Думаю: вот, тренируются тут по десять лет, а я сразу пришел — и раз! А если еще годик потренируюсь, где вы все будете? А по итогам раздельного старта я попал в групповую гонку на 200 км. Человек сто пятьдесят, и эта «лавина» как стартовала! А я же в группе-то ехать не умею! Там опыт нужен — локтями толкаются, едут плотно. А жара была градусов тридцать пять, асфальт аж плавился. Первые пятьдесят километров я вроде ехал со всеми, потом начинаю постепенно отставать. И так мне становится тяжело! Чувствую — сердце уже выскакивает, круги перед глазами. А я же деревенский — помру, но не сойду никогда в жизни сам! И вот еду, и мне так себя жалко! Думаю — я же сейчас умру, наверное! 

А основная группа уж в гору от меня уходит, все, не достану… Это конец, позор, я не переживу! И вдруг у меня задняя «вилка» ломается, я падаю набок. И, к моему великому ужасу, вижу, как разворачивается механик нашей команды на мотоцикле, с запасным велосипедом. Если мне этот велосипед дадут, я же не откажусь! Но механик был мудрый человек, он посмотрел на меня и все понял. И говорит: «А наш-то Коля Яковенко в «головке» едет! Ему нужнее — вдруг что сломается… Так что ты, старик, извини. Давай сходи на обочину». И вот возвращаюсь я  в гостиницу заборами, огородами, только чтобы меня никто не видел. Вспомнил, как я утром ходил гордо, на всех поглядывал. Такой стыд меня охватил. Думаю: «Ничего себе! Вот это «лошади», это ж как надо тренироваться, чтобы так ехать!» Понял, что я никто по сравнению с нашими ребятами.

И долгое время у меня было так: то коньки, то велосипед. А бросить спорт пришлось, когда разбился. Дело было как: разгонялся с поворота, а детишки маленькие в футбол тренировались  и за мячом побежали. И, чтобы детишек не раздавить, тормозил и свалился. И погнул «вилку». Она во время заезда на шоссе и лопнула. Я через голову полетел, лицом в асфальт. Везут меня в травмпункт, а я вспомнить не могу, кто я и как меня зовут. Кожа на лице кусками висела. Зажило все быстро, парень был молодой, здоровый. Из больницы сбежал, мне темные очки принесли. И сильно мне помог тогда наш мастер спорта Жора Губин. Он уже в спортивном диспансере работал и назначил процедуры, помог. Он потом врачом сборной России по хоккею с мячом был. А несколько лет назад его лучшим спортивным врачом России признали. А мне тогда в спорте приговор вынесли: если хочешь жить, то вообще нельзя заниматься. А работать надо. И пошел я в ДЮСШ тренером по конькобежному спорту.

Тхэквондо  

— Когда я еще возглавлял кафедру физвоспитания в пединституте, она слабенькая по уровню была, и первым делом  туда «перетянул» к себе Алексея Палкина. А он давай ходить вокруг меня кругами: «Тхэквондо, тхэквондо!» А оно тогда неолимпийским видом было. И я Палкину говорю: «Нет такого слова в русском языке! Иди отсюда! Набирай студентов и веди то, чему тебя учили, — конькам!»

Но вскоре по поводу тхэквондо свое мнение изменил. Я уже на стадион «Труд» работать перешел, когда мне звонят из института: «Знаешь, что твой любимчик сделал? Выкинул все снаряды из зала гимнастики и создал там зал тхэквондо!» Я Леше тогда сказал все, что о нем думаю, в нелитературных выражениях. А вскоре он ушел с кафедры. Там нужны отчеты, бумажки, научная работа, а у него душа не лежит. Тренировать хотел. И давай по подвалам скитаться, так истово продвигал свое тхэквондо! И результаты у него пошли: мастера появились, Володя Булычев — призер чемпионата СССР. А Палкин нигде не работал, пытался вести платные группы, а ставки тренера у него не было. И я понял, что это на всю жизнь. А я же вижу таких «психов», фанатиков. И решил ему помогать. Его ученица Наталья Иванова тогда уже выиграла Игры доброй воли. Выпросил для Палкина ставку тренера в спорткомитете, хотя говорили: это же не олимпийский вид! И базы нет… Но вид скоро включили в Олимпиаду. А база, я говорю, будет!

Был у нас в «Труде» зал бокса. И там тоже «малина» творилась. И вот я зал закрываю на ремонт, а открываю уже в качестве зала тхэквондо. И угадал-то как хорошо: Наталье к Олимпиаде-2000 было где готовиться! Ее серебро в Сиднее долгие годы оставалось единственной медалью российских тхэквондистов на Олимпиадах. Да и сейчас ее никто не превзошел. Ромка Кузнецов в этом же зале готовился, чемпионом Всемирной универсиады стал. А Палкин стал главным тренером сборной России по тхэквондо. Он и сейчас тренер сборной, но уже не главный. А это при нем в сборной прорыв произошел. Он принес общефизическую подготовку из коньков, а там функциональная подготовка  у спортсменов – «выше неба». Это он и перенес в единоборства, и прорыв у него получился. В активе его ребят призовые места чемпионатах мира, Европы, Олимпийских Играх. Вот так я поверил, что есть такое слово — тхэквондо.

Выбрали меня даже президентом областной федерации тхэквондо. Я говорю: «Да зачем я вам нужен?» Но тогда, правда, на стадионе был директором, были связи обширные. Я тогда многим мог помочь. Это сейчас, конечно…

Газон  

— Была при стадионе городошная площадка, ближе к набережной. Но в городки там не играли, а собирались выпить в тенечке. А там рядом строили дом железнодорожники. И услышал я, что хотят эту территорию использовать под подземные гаражи. И я стал лихорадочно думать, как отстоять площадку. Чего терять землю?  И придумали: сделать поле для мини-футбола. Один знакомый мне навозил гравия бесплатно, трубы для ограждения другой приятель дал. Мои ребята все сварили, сделали. Искусственное покрытие нам дали от федерации футбола Иркутской области. Это было эталонное футбольное поле, в которое профсоюзы копейки не вложили! С ограждением, с освещением. Детская спортивная школа там абсолютно бесплатно занималась, студенты вузов соревнования проводили.  А по вечерам группы коммерческие играли за деньги. Для стадиона это пусть маленький ручеек, но это доход был! И однажды приходят к нам юристы профсоюзов: «Деньги нужны позарез. Давай продадим вот это поле, там элитную гостиницу хотят построить!» Начали меня громкими именами пугать, чтобы я проникся. А я ответил: «Родина не продается!» Для меня Родина и спорткомбинат были синонимы. Это мой дом родной! Я вырос на этом стадионе, с тренерами вместе работал, а сейчас возьму и сдам их всех за понюшку табака? Не согласился, и после этого у меня проблемы начались…

Ника Песчинская, «НС».

Фото автора