Рубрику ведет Рамиль Мухометзянов

К 100-летию со дня рождения А.А. Лукина

Окончание. Начало в «НС» № 3–4

Как мы уже писали, 7 февраля 2021 года исполнилось 100 лет со дня рождения известного иркутского шахматного тренера и многократного чемпиона Нижнеудинска по шахматам Анатолия Алексеевича Лукина. 

Его с нами нет уже 11 лет, но остаются написанные им воспоминания, с которыми мы сейчас вас и знакомим. Мало чей юбилей можно сопроводить таким объемом шахматных мемуаров, ведь почти никто кто из наших сильных шахматистов не склонен к писательскому труду, а вот Анатолий Алексеевич обладал ярко выраженным литературным даром, чем мы сейчас и пользуемся.

Опубликованные ранее две части воспоминаний были написаны им собственноручно, а сегодняшний материал – это то, что он наговорил мне на диктофон во время наших посиделок у него дома в середине 90-х годов. Точнее, это лишь часть рассказанного: далеко не все темы, которые мы затронули в беседе, я расшифровал, так как они не всегда имели отношение к шахматам, а личные взгляды на различные аспекты нашей жизни у каждого могут быть свои, и с ними можно не соглашаться. Постарался выбрать лишь наиболее значимые моменты его довоенной биографии, которые он также частично использовал в своей книге «В контрразведке». Так как общались мы не один день, то иногда Анатолий Алексеевич, забыв, о чем мы уже говорили, снова возвращался к уже пройденному ранее, и я частично это оставил в данном тексте.

А.А. Лукин. Моя довоенная жизнь в Иркутске

Мой родной отец, Пономарев Павел Филиппович, был сослан в Западную Сибирь на вечное поселение. Женился в сорок лет снова на моей матери, которой было 25 лет и у которой был сын Иван. А в 1911 году у них появился мой брат Геннадий. В 1921 году родился я, а через два года умер отец.

Он был меньшевистских взглядов, как рассказывала моя мать. Сослали его за брошюру «Что такое социализм?», написанную отцом. Он служил уездным писарем (или волостным), пока не свершилась революция. А с 1918 года в Новониколаевске (Новосибирске) был главным редактором журнала «Крестьянская мысль». Мама рассказывала, что в 1918 году отец однажды пришел пьяным и на вопрос, что случилось, только и сказал: «Плеханова, первого агитатора марксизма, сгноили». До сих пор в литературе нигде не было сказано о Плеханове 1918 года. Поэтому слова отца – тайна.

В этот же 1918 год был мятеж белочехов, направлявшихся во Владивосток. Отец был послан агитатором в поезда. Его белогвардейцы выкинули из поезда на ходу. Через пять лет отец умер от рака кишечника.

У моей матери отец Полынский на подводах из Тобольска возил товар к границе Китая. И в зиму, и в мороз. Был сильным, здоровым мужиком. Об этой стороне жизни моих родственников в моем личном деле нет. Просто – родился в Иркутске. Папа, мама –Лукины, и все.

Вспомнилось, что сам я был два раза под следствием – будучи школьником и когда был уже учителем. Только разумное поведение следователей не искалечило мою судьбу. Говорю «разумное поведение» и ловлю себя на том, что если бы меня посадили в тюрьму, то и тогда бы никто не усомнился в разумности поведения следователя. Можно судить по закону и посадить. Можно судить по совести и отпустить на свободу. Бывает и наоборот, потому что законы не совпадают с нормами совести. Есть и третий путь оценки действий человека: не по закону и не по совести, а в угоду личных амбиций. Такие люди – отъявленные негодяи, опасны для общества.

Первый раз вызвали к следователю, когда мне было 14 лет. Работал тогда помощником корректора областной газеты в Иркутске. Отчим устроил сюда на работу во время летних каникул. Он не терпел, когда мы не работали. Всегда устраивал нас в полеводческие бригады совхоза, где работал агрономом (садить, полоть, окучивать).

Работа в типографии меня, конечно, больше устраивала, даже радовала. В школе русский язык и литература мне легко давались. Мои контрольные сочинения показывали в старших классах. По этой или по другим причинам, но я был принят помощником корректора газеты. Корректором была седая старушка, бывшая учительница. Она была добрым человеком, но часто болела, и в ее отсутствие ко мне присылали кого-нибудь из конторы. Тогда корректором становился я, а подчитчиком – другие. Мы правили газетные полосы, подчеркивая ошибки наборщиков и открыживая на полях пропуски букв или их перевернутое положение.

Редакция выполняла заказы: печатала экзаменационные и пригласительные билеты и т. д. Однажды в теплый летний день мне сообщили, что меня вызывают на улицу Литвинова «для беседы». Мы называли этот дом «Госужас» в отличие от «Госстраха». Но я шел туда совершенно спокойный, уверенный в своей честной и безгрешной жизни.

После знакомства с моей короткой биографией следователь показал мне пригласительный билет. «Да, билет мне знаком, мы их напечатали…» «Две тысячи штук, и распространили по городу», – сердито перебил меня следователь и велел прочитать на обороте внизу билета. Я сразу заметил, что пропущена буква, и, с радостью демонстрируя свое профессиональное мастерство, молниеносно сказал: «В слове «Ленинград» пропущена буква «р».

Следователь уставился мне в лицо. У него исказилось лицо от негодования, а я был доволен собой, даже весел, и удивлялся, почему на меня с такой ненавистью смотрит лейтенант. Подумаешь, букву пропустили. И я вдруг понял, что случилось со словом «Ленинград», и испугался.

Следователь продолжал пристально смотреть на меня, считая, что я разыгрываю невинность. Заметив мое смущение и испуг, повеселел. «Кто тебя научил?» – спросил лейтенант. «Никто не учил!» – ответил неуверенно я, еще не понимая, о чем спрашивают. «Ты на днях сделал прогул на работе, – строго сказал следователь. – Где ты был в тот день и с кем встречался, отвечай честно!» – «Я дома был, штанов не было». – «Куда делись твои штаны?» – «Я пошел в тот день на работу, хотел запрыгнуть в грузовую машину, а когда через борт переваливался, то одну ногу перенес через борт, а брюки лопнули между ног, и я вернулся домой и остался, потому что мама пришла, когда уже поздно было идти на работу».

Несколько дней следователь допытывался, кто мои знакомые, кто ходит к нам, кто подговаривал меня и т. д. Вызывали на допрос и корректора – славную старушку. Ее уволили с работы, меня отпустили на свободу. Следователь на прощание сказал: «Отпускаю и прощаю тебя за твою молодость, тупость, глупость и неразвитость!» Тогда я понял, кому на Руси жить хорошо.

Когда мне было 17 лет, мы в кружке самодеятельности в Доме культуры (КОР), ныне музкомедия, собирались поставить «Отелло», преувеличивая свои возможности. К счастью, в Иркутск приехал с гастролями Новосибирский оперный театр, привезший с собой 20 вагонов бутафории.

Меня взяли стажером. За три месяца поставили три спектакля: «Чио-Чио-сан», «Русалка» и «Кармен». Я пел всего несколько слов, будучи контрабандистом и проводником Микаэллы, и выполнял немые сцены при смене караула и аресте Хосе.

Я щеголял с радостью в форме солдата в белых, в обтяжку, брюках, сапогах и красном кителе с аксельбантами. А проводником – в черном плаще со шляпой. Подклад плаща был ярко-красным, и когда я ставил ногу на камень и пел, откидывая полу плаща в сторону, то показывалось вроде красного пламени. Движению этому – постановка ноги на камень и движение полы плаща – капельмейстер потратил на меня два дня, чтобы добиться естественности движений.

Когда театр поехал в Улан-Удэ, меня не взяли. Капельмейстер сказал, что у меня голос по диапазону богаче, чем у самого Лемешева, но… нет слуховой памяти – не слуха, а памяти слуха.

Я вспомнил, что еще до службы в армии в 1938 году наша семья была опечалена, расстроена, напугана известием об аресте маминых братьев – Степана и Петра, проживавших в Слюдянке, Иркутской области. Дядю Степу Полынского я видел только раз у нас в гостях и видел его жену – учительницу слюдянской школы (если память не изменяет, № 50). У них была дочь, которая закончила иркутское педучилище в Глазково уже после войны и работала учительницей в Черемховском районе, где вышла замуж за шофера или тракториста (точно не помню) по фамилии Попов. После смерти моей мамы мы потеряли связь с семьей Полынских, потому что жена дяди Степы умерла от тифа. Подробно говорю сейчас, потому что с юности знал, что посадить в тюрьму могут ни за что и хорошего человека.

Мой дед – отец мамы – имел собственных лошадей, на которых возил грузы от Тобольска до границ Китая. Эти данные я не указывал в своей автобиографии. За это могли обвинить в двурушничестве, измене коммунистическим идеям, хотя я был всего лишь комсомольцем. Фактов, порочащих меня, в автобиографии я мог бы привести немало.

Например, то, что воспитывал меня отчим. Что родной отец Пономарев Павел Филиппович в 1912 году был сослан на вечное поселение в Курган за издание брошюры «Что такое социализм?» Что он придерживался меньшевистских взглядов и был сторонником Плеханова. С 1918 года мой отец – Пономарев П.Ф. – стал главным редактором журнала «Крестьянская мысль» и в том же году при агитации мятежных белочехов был выброшен из вагона на ходу поезда. Через пять лет, в 1923 году, он умер от рака кишечника.

Крамольным в моей биографии было и то, что наша семья в Иркутске дружила с профессором Штамовым – основателем физиотерапевтического института (ФТИ), ныне санатория «Ангара». Мой отчим, А.П. Лукин, ездил со Штамовым в Иркутск II к знаменитому Томсону – пионеру выращивания яблок в условиях Сибири. Штамов мечтал иметь при ФТИ сад с яблоками и плантации овощных культур с помощью моего отчима-агронома. Но Штамова арестовали вместе с его личным шофером. Шофер отбыл 10 лет на Колыме и рассказал после войны, что Штамов на этапе в парилке бани повесился на собственных кальсонах. Все эти факты моей биографии оставались неизвестными моему начальству, были моей тайной и вечным беспокойством.

Необходимые пояснения

Как я уже ранее говорил, общение с Анатолием Алексеевичем было, как бы это мягче сказать, весьма тягомотным. Говорил он тихо, очень медленно, с большими паузами, так что и записывать его, и расшифровывать было сущим мучением. Поэтому в какой-то момент я перешел на запись «от руки», делая лишь необходимые пометки, которые потом, спустя многие годы, постарался изложить в виде текста. Вот что из этого получилось.

Семья Лукиных жила сначала в сельской местности, где его отчим работал агрономом, а в 1929 году переехала в Иркутск, где маленький Толя пошел в школу. Приблизительно в четвертом классе он познакомился с шахматами, а через пару лет (то есть в 1932–1933 годах) начал участвовать в школьных турнирах.

В 14-летнем возрасте начал работать подчитчиком в «Восточно-Сибирской правде», которая являлась тогда газетой огромного региона, включавшего в себя Бурятию, Читинскую область и Красноярский край. И хотя шел еще только 1935 год и до Большого террора оставалось еще два года, малейшая ошибка в газете могла вдруг оказаться политической диверсией со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В 1937 году Анатолий Алексеевич окончил школу, но параллельно с этим еще раньше начал обучение в педучилище на курсах учителей, так что, по сути, не успев окончить школу, вновь вернулся в нее, только уже работать. Для начала ему дали второй класс в школе № 11, но через пару месяцев доверили более сложный фронт – 7-й класс в школе № 88, в котором были собраны трудные ученики.

Целый год успел прозаниматься с ними Лукин, пока не нагрянули, как это принято говорить, непредвиденные обстоятельства. Будучи парнем крепким, владеющим приемами борьбы, молодой и ершистый Лукин никогда не боялся опасностей, что в конечном счете едва не привело его на скамью подсудимых. В стычках с глазковскими хулиганами из-за симпатичной девушки Кати Игоренковой он вышел победителем, но оказался под следствием. Поэтому то, что в 1940 году его направили работать в Замзор, можно вполне принять как счастливое избавление. Уже оттуда, в октябре того же года, его призвали в армию, о службе в которой он позднее написал книгу.

В каком-то смысле армия спасла его от тюрьмы. Драка с глазковскими хулиганами из-за девушки произошла возле железнодорожного клуба, в котором показывали кинофильмы. Крыльцо этого клуба выходило на улицу Маяковского на спуске к Глазковскому мосту. Сейчас этого здания не существует, и я долго не мог представить, где именно оно находилось, пока не удалось увидеть его на снимках.

Хулиганы были с ножами, и Лукину пришлось применить серьезные усилия, чтобы нейтрализовать угрозу. Но появляться в этом районе после случившегося стало небезопасно, поэтому направление в Замзор спасло его не только от следствия, но и от мести со стороны глазковских парней.

За рамками нашего общения осталась практически вся нижнеудинская тема. Я видел у Лукина несколько толстых тетрадей с шахматными партиями и таблицами чемпионатов Нижнеудинска, но возможности их переписать или скопировать тогда не было. Не знаю, сохранилось ли все это после его смерти. В те годы мне важны были воспоминания именно по Иркутску, так как о чем-то большем тогда и не думалось.

Кто ж тогда мог знать, что уже через несколько лет, в 2003 году, появится шахматная рубрика в газете «Наша Сибскана», в которой будет возможность публиковать большие исторические материалы! И уже через год в ней вышла объемная статья о шахматной жизни в Нижнеудинске, подготовленная по сведениям, собранным нашим нижнеудинским коллегой Николаем Кривоносом.

Статья публиковалась с перерывами в трех частях, и в ней мы добрались только до 1960-х годов, то есть не захватили львиную долю «эпохи Лукина», когда он являлся безоговорочным шахматным лидером Нижнеудинска. И тогда же анонсировали, что следующая часть будет посвящена ему, но продолжения, увы, не последовало, хотя Лукину понравилось то, что у нас получилось.

Сложная личная жизнь Лукина, в которой были не только угрозы сталинских репрессий и «криминальные разборки» с хулиганами, но и ранение на фронте, опасная служба в СМЕРШе, а потом многочисленные болезни и не во всем благополучные семейные отношения, наверняка не позволила ему раскрыть свой потенциал в еще большей степени. Если бы он успел сделать книгу по чисто шахматной тематике, то его вклад в наше дело был бы куда весомей.

Завершить публикацию, посвященную юбилею Лукина, хотелось бы партией, которую он сыграл в одном из чемпионатов Нижнеудинска.

А. Лукин - О. Ротмин

1. е4 Kf6 2. e5 Kd5 3. d4 d6 4. c4 Kb6 5. Kf3 Cg4 6. Ce2 de 7. c5 K6d7 8. K:e5 C:e2 9. Ф:e2 K:e5 10. de Kc6 11. Cf4 Фd5 12. 0-0 e6 13. Kc3 Kd4 14. Фg4 Фc6 15. Лac1 Ce7 16. b4 0-0-0 17. Ce3 h5 18. Фf4 Kf5 19. b5 Фe8 20. Фa4!

20. … Kpb8 21. c6 K:e3 22. b6!

22. … Ф:c6 23. Ф:a7+ Kpс8 24. fe Лd2 25. Ke2

Еще сильнее было 25. Kd5!

25. … Cc5 26. Л:f7 C:e3+ 27. Kpf1.

Черные сдались, так как мат неизбежен. 1:0.

Партия была опубликована в журнале «Шахматы в СССР» в № 2 за 1956 год.

Отдельного разговора требуют персоны, упомянутые Лукиным в шахматных воспоминаниях. Почти все его друзья и товарищи вскоре после описываемых событий, как и он сам, стали участниками боевых событий, при этом некоторые погибли. Детали, рассказанные Лукиным, позволили нам обнаружить почти всех этих людей в базах фронтовиков, в результате чего мы имеем не только их краткие биографические данные, что очень важно в исторических исследованиях, но зачастую и их фотографии, позволяющие уже прямо сейчас сделать о них публикации. Так что отдельный «военный разговор» скоро последует, и состоится он во многом благодаря сведениям, полученным в свое время из общения с нашим юбиляром.     

На фото: Анатолий Алексеевич Лукин прошел долгий фронтовой путь;

В свои 85 лет Лукин продолжал участвовать в соревнованиях;

Анатолий Алексеевич со своим нижнеудинским учеником
Анатолием Трофимовичем Ереминым, дружба с которым продолжалась
и в Иркутске;

Анатолий Алексеевич в последние годы жизни;  

Дружба с репрессированным врачом Яковом Захаровичем
Штамовым могла стоить жизни агроному А.П. Лукину и его семье

Пятый тур конкурса

Весьма удачно прошли участники третью двухходовку – 1. Ке3! На два очка пополнили свой багаж Святослав Петрович Ижуткин, Рафаэль Шагарович Валеев, Александр Михайлович Трескин, Виктор Геннадьевич Кузнецов (Омская область, с. Дружино), Сергей Григорьевич Хомичев (Курган), Вячеслав Юрьевич Середкин, Владимир Михайлович Лукьянов, Валерий Петрович Русанов, Евгений Львович Королев, Владимир Сергеевич Романов, Александр Федорович Поспелов, Александр Николаевич Веснин, Иван Савельевич Курилов, Владимир Александрович Гусаров, Ирина Васильевна Чернышева, Сергей Поликарпович Аристов.

И переходим к более сложному этапу – к трехходовкам.

Пятое задание

Белые начинают и дают мат в три хода (срок решения – две недели).

Ждем ваши ответы по адресу:
664007 г. Иркутск, ул. Карла Либкнехта, 107а,
а также по телефону (3952) 209-604
каждую субботу с 18 до 20 часов.
E-mail: chessns2016@yandex.ru.